На церемонии прощания стояла тишина, прерываемая лишь приглушёнными всхлипами. Над открытым участком земли возвышался катафалк, на нём — гроб, украшенный венками. В нём лежал Саша — 23 года, внезапная смерть, трагедия, которую никто не мог объяснить до конца. Молодой, здоровый, активный. Несколько дней назад он просто не проснулся. Заключение врачей — остановка сердца во сне. Для семьи — шок, для матери — конец жизни.
Татьяна не отпускала сына. Физически и душевно она была прикована к его гробу. Все слова соболезнования от близких и друзей были пустым фоном, которого она не слышала. Она стояла, вытирая слёзы краем чёрного платка, не в силах поверить, что в деревянной коробке лежит её мальчик — тот самый, который в детстве боялся темноты, тот, с кем они пекли блины в воскресенье, тот, кто совсем недавно с улыбкой говорил: «Мам, ты у меня самая сильная».
Только теперь она понимала, что нет, она не сильная. Она — сломленная. Сломленная до дна души.
— Мать, пора… — тронул её за плечо мужчина в чёрной куртке. Работник ритуальной службы говорил тихо, уважительно, но для Татьяны его слова прозвучали как приговор. Она качнулась, потеряв равновесие, и, если бы не подоспевшая сноха Ольга, женщина бы упала.
— Пойдём, — шептала Ольга, — не надо смотреть, как его опускают…

Татьяна не слышала её. Она слышала только стук крови в висках и как будто далёкое эхо собственного внутреннего крика. В этот момент земля под ногами больше не казалась настоящей. Всё стало будто не с ней, будто в фильме — размытом, тянущемся, как в кошмаре.
— Делайте уже своё дело! — выкрикнула Ольга могильщикам, не сдержавшись.
Мужчины в рабочей одежде подошли к гробу. Двое начали подтягивать под него верёвки, готовясь к спуску. Люди начали шептаться, кто-то всхлипывал громче. В это время один из мужчин в толпе, пожилой, в шапке и плаще, поднял голову и спросил:
— Люди, а кого хороним-то?
Вопрос прозвучал абсурдно. Все обернулись. Кто-то подумал, что он пьян или просто сошёл с ума. Но в этот момент произошло нечто, что никто не мог объяснить — из закрытого гроба донёсся голос.
Слабый, хриплый, но различимый:
— Мама…
Произошло нечто невообразимое. Несколько женщин закричали. Кто-то отшатнулся. Рабочие отступили. Татьяна, будто молнией поражённая, вырвалась от Ольги и кинулась к гробу. Пальцы дрожали, но она всё же сумела поднять крышку.
Саша… Он лежал с открытыми глазами. Не мёртвый.
Живой.
Он был бледен, едва дышал, губы пересохли, глаза блуждали, но он смотрел прямо на неё. Татьяна закричала — громко, истерично, не веря в то, что видела. Но это был он. Он шептал:
— Холодно…
Началась паника. Кто-то побежал к машине скорой помощи, другие — звонили в полицию. Врач, прибывший спустя десять минут, был в шоке: юноша действительно был жив, хоть и в критическом состоянии. Его доставили в реанимацию. Позже выяснилось: редкое состояние, называемое летаргическим сном, имитирующее смерть, остановку дыхания и сердцебиения до предела, при котором даже медики ошибаются.
Ошиблись и в морге, и патологоанатом, выдавший заключение, — никто не проверил достаточно глубоко. Врачи были в ужасе, началась служебная проверка, сотрудников отстранили.
А Татьяна сидела возле сына в больничной палате. Он уже приходил в себя, слабый, но живой. И она — тоже. Впервые за много дней она по-настоящему дышала.
Позже она не раз вспоминала этот момент. Момент, когда голос сына пробил пелену смерти. Когда её сердце, изломанное горем, вдруг ожило от одного единственного слова: «мама».
Местные газеты написали об этом, соседи обсуждали ещё неделями, а кто-то даже уверял, что это чудо. Но сама Татьяна говорила иначе:
— Это не чудо. Это мать. Она слышит даже то, что другие считают невозможным.
Сегодня Саша живёт обычной жизнью. Он сменил город, поступил в университет и каждый день звонит своей матери. А гроб, в котором его чуть не похоронили, стоит в гараже — как напоминание, как символ второго шанса.
Эта история — не выдумка. Это реальность, которая показывает, насколько тонка грань между жизнью и смертью. И как важно слушать. Даже если кажется, что уже всё кончено.